О, этот нехитрый, но испытанный грим Вы наложили, маэстро, на «Тайны жалонёрского искусства» до того умело и ловко, не позабыв при этом надежно упрятать в лохмотья какого-то кучерявого, древнеподобного словоблудия наиболее неудобные части текста, обнаруживающие его принадлежность к не очень-то давнему времени, что даже мне, потомку, правнуку скромного автора, то есть особенному читателю, для которого чинные главы трактата, его пункты, подпункты и уточнения, возглавляемые пузатенькими параграфами, столь же знакомы и дороги, как снимки в семейном альбоме, не сразу удалось распознать в безобразном, косматом калеке энергичное и подтянутое, блистающее военной выправкой произведение предка, бессовестно выпущенное Вами в свет (уж не знаю, с веселым ли изумлением, выронив из глазницы блескучий монокль, или с угрюмым негодованием, надвинув на оный змеистую бровь, взглянул бы на это мой благонравный прадед) под именем короля Савитара Салроша I.
Рассказывая о своем детстве, Гете вспоминает, как он, хорошо воспитанный, благонравный мальчик, вдруг, без всякой видимой причины истребил кухонную посуду.
Так что предлагаю совершить благонравный поступок и съездить к Семенычу.
К тому моменту, когда наш благонравный герой вступил во владение своим имуществом, землицы уже набралось порядком.