Искусно управляя своим судном, гондольер повел его в потоке гондол и лодок, скользивших по Большому каналу.
Весь этот облик преобразившегося гондольера – и этот грубый свитер и неудобные тяжеленные сапоги, и это утрированно мужественное обветренное лицо морского волка с тяжелой челюстью и прищуренными, плакатно глядящими в светлую даль глазами был Андрею, как и многое здесь, до боли знаком, хотя, очевидно, дело было не столько в знакомой внешности, сколько в пронзительном дежавю.
Я увидел гондольера, этого злобного негодяя со смуглым, словно высеченным из камня, лицом и еще троих – один из них был щуплый, сутулый, начальственного вида, со связкой ключей в руке, двое других – рослые молодые слуги в щегольских ливреях.
Я увидел гондольера, этого злобного негодяя со смуглым, словно высеченным из камня, лицом и еще троих – один из них был щуплый, сутулый, начальственного вида, со связкой ключей в руке, двое других – рослые молодые слуги в щегольских ливреях.