– чуть не сорвался с уст бывшего матроса, а ныне чекиста Доронина сочный матюк, – принесла нелегкая.
– Останне слово люба ненька виплюнула, як матюк.
Те, що мало пролунали, як брудний матюк, у його новiй рiднiй мовi обернулося вельми гидкою лайкою, але зовсiм iншого образного ряду.
На один лишь рваный билетик в троллейбусе, на один долгий взгляд в очереди за молоком, на одну затяжку сигареты, на один матюк, на одну единственную радость, случайно украденную в глазах незнакомой девушки, улыбающейся не ему, Палермо, а какому-то парню, который поцеловал ее и ушел, может быть, навсегда.