предопределение, предопределения, мн. нет, ср. (книж.).
1. Действие по гл. предопределить-предопределять.
2. То, что предопределено, предназначено кому-нибудь, судьба, рок (церк., устар.).
☼ в религиозных системах мышления исходящая от воли божества детерминированность этического поведения человека и отсюда — его «спасения» или «осуждения» в вечности (греч. npoopia\ibc,, лат. praedestinatio или praedeterminatio). Поскольку с точки зрения последовательного монотеизма все существующее в конечном счете определяется волей Бога, всякая монотеистическая теология по необходимости должна считаться с идеей П. (ср. религиозный фатализм ислама, образ ветхозаветной «Книги жизни» с именами избранников Яхве, Исх. 32, Пс. 19:29; Дан. 12:1 и т. п.). При этом концепция П. вступает в противоречие с учением о свободе воли и ответственности человека за его вину, без которого невозможна религиозная этика.
В истории христианства полемика вокруг П. была обусловлена не столько потребностями устранения логических противоречий вероучения, сколько борьбой двух конкурирующих типов религиозной психологии: с одной стороны, индивидуалистического и иррационалистического переживания безнадежной виновности и безотчетной преданности Богу, с другой — догматического рационализма Церкви, строящей свод обещания спасения на юридических понятиях «заслуги», которую верующий приобретает через повиновение Церкви, и «награды», которую она может ему гарантировать.
Мотив П. в Евангелиях имеет преимущественно оптимистический характер и выражает уверенность адептов новой религии в своем избранничестве и призвании (см., напр., Мф. 20:23, Ин. 10:29). Религиозный аристократизм гностиков потребовал резкого разделения на «тех, кто от природы сродни небесам», и «тех, кто от природы сродни плоти» (см. G. Quispel, An unknown fragment of the Acts of Andrew, в кн.: Vigiliae Christianae, t. 10, 1956, p. 129-48). Спекулятивную разработку идеи П. дают Послания аи. Павла(Рим. 8:28-30; Еф. 3:1-14, особенно 2 Тим. 1:9), связывая ее с новой концепцией благодати (хари;) и перенося акцент на иллюзорность самостоятельных нравственных усилий человека («Что ты имеешь, чего бы ты не получил?» — 1 Кор. 4:7). Именно эта акцентировка доминирует у Августина, умозаключающего от пессимистической оценки нормального состояния человека к необходимости благодати, которая выводит его из тождества самому себе и тем «спасает»; эта благодать не может быть заслужена и обусловливается лишь свободным произволом Божества. Формула Августина «дай, что повелишь, и повелевай, что пожелаешь» (da, quod iubes et iube quod vis) («Исповедь», X, 31) вызвала протест Пелагия, противопоставившего ей принцип свободной воли. Хотя реально пелагианство могло апеллировать лишь к практике монашеского «подвижничества», оно реставрировало некоторые черты античного героизма (человек самостоятельным усилием восходит к Божеству).
Несмотря на неоднократные осуждения пелагианства церковными инстанциями, полемика не прекратилась и в V-VI вв. (августинизм отстаивали Проспер Аквитанскнй, Фульгенций и Цезарий из Арля, пелагианство — Фауст из Риеца). Постановление собора в Оранже (529 г.) подтвердило авторитет Августина, но не смогло добиться реального усвоения церковью идеи П. Проблематика индивидуалистического религиозного переживания, жизненно важная для Августина, теряет на время всякое значение: религиозность раннего Средневековья исключительно церковна. Характерно, что паулинистско-августи-новское понятие благодати в VI в. радикально переосмысляется: из личного переживания она становится эффектом церковных «таинств». Церковь стремилась осмыслить себя как институцию универсального «спасения», в рамках которой любой верующий через подчинение ей может заслужить потустороннюю награду; если она во имя своих притязаний посягала на важный для христианства тезис о вечности загробного воздаяния (учение о чистилище, легенды об избавлении Церковью душ из ада), то в земной жизни для непреложного П. заведомо не оставалось места.
Восточная Церковь, над которой не тяготел авторитет Августина, была особенно последовательна: уже Иоанн Златоуст подменяет понятие «П.» понятием «предвидения» (ттроу^сооц) Бога и тем сводит на нет тенденцию этического иррационализма. За ним идет крупнейший авторитет православной схоластики, оказавший влияние и на средневековый Запад, — Иоанн Дамаскин: «Бог все предвидит, но не все предопределяет». Православная Церковь восстанавливает на правах догмы учение Оригена о намерении Бога спасти всех (но без логического вывода о том, что все действительно спасутся, как учил Ориген).
На Западе попытка Готшалька (ок. 805 — ок. 865) обновить учение о П. в форме доктрины «двойного» П. (gemina praedestinatio — не только к спасению, но и к осуждению) признается еретической. В системе Иоанна Скота Эриугены учение о «простом» П. (simplex praedestinatio — только к спасению) обосновывалось отрицанием (в неоплатоническом духе) сущностной реальности зла; это решение проблемы вело к пантеистическому оптимизму и также было неприемлемо для Церкви. Зрелая схоластика относится к проблеме П. с большой осторожностью и без глубокого интереса. Бонавентура предпочитает давать формулировки об «изначальной любви» (praedilectio) Бога как об истинной причине моральных достижений человека. Фома Аквинский также учит о любви Бога как истинном источнике морального добра, в то же время подчеркивая момент свободного сотрудничества человеческой воли с божественной благодатью. Схоластика избегает проблемы П. к осуждению.
Религиозный индивидуализм Реформации обусловил повышенный интерес к проблеме П. Лютер возрождает паулннистско-августиновский стиль религиозного психологизма, оценивая католическую концепцию «заслуги» как кощунственное торгашество и выдвигая против нее теории несвободы воли и спасения верой. Еще дальше идет Кальвин, отчетливо выразивший буржуазное содержание Реформации: он доводит учение о «двойном» П. до тезиса, согласно которому Христос принес Себя в жертву не за всех людей, но только за избранных. Жестокое пренебрежение к обреченным, контрастирующее с традиционной жалостью к кающемуся грешнику, характеризует вытеснение феодальной патриархальности в отношениях между людьми сухой буржуазной деловитостью. Доктрина Кальвина встретила сопротивление приверженцев голландского реформатора Я. Арминия (1560-1609), но была официально принята на синоде в Дорте 1618-19 гг. и на Вестминстерской ассамблее 1643 г.
Православие реагировало на протестантские доктрины П., продемонстрировав на Иерусалимском соборе 1672 г. верность своим старым взглядам о воле Бога к спасению всех; этих взглядов Православная Церковь держится и поныне. Католическая контрреформация пошла по линии отталкивания от августиновской традиции (в XVII в. был случай издания сочинений Августина с купюрами мест о П.); особенно последовательными в этом были иезуиты, противопоставившие крайний моральный оптимизм суровости протестантов. Иезуит Л. Молина (1535-1600) решился до конца заменить идею П. учением об «условном знании» Бога (scientia condicionata) о готовности праведников свободно сотрудничать с Ним; это знание и дает Божеству возможность «заранее» награждать достойных. Тем самым понятия заслуги и награды были универсализированы, что отвечало механическому духу контрреформационной религиозности. Современные католические теологи (напр., Р. Гарригу-Лагранж) защищают свободу воли и оптимистическое понимание П.: многие среди них настаивают на том, что человек может добиться спасения и не будучи к нему предопределенным. При этом в рамках современной нсосхоластики продолжается полемика между ортодоксально-томистским и иезуитским пониманием П. Отношение либерального протестантизма конца XIX — начала XX вв. к проблеме П. было двойственным: идеализируя августиновский религиозный психологизм, он критически относился к «наркотическим» (выражение А. Гарнака) элементам последнего, т. е. прежде всего к пессимистической концепции П. Более последовательна в своей реставрации архаической суровости раннего протестантизма современная «неоортодоксия» в ее германско-швейцарском (К. Барт, Э. Бруннер, Р. Бультман) и англосаксонском (Р. Нибур) вариантах. Настаивая на абсолютной иррациональности и притом индивидуальной неповторимости «экзистенциальных» взаимоотношений Бога и человека (по словам К. Барта, «отношение именно этого человека к именно этому Богу есть для меня сразу и тема Библии, и сумма философии»), «неоортодоксия» с логической необходимостью тяготеет к кальвинистскому пониманию П.
Будучи специфическим продуктом религиозного мировоззрения, понятие «П.» служило в истории философии логической моделью для постановки таких важных общефилософских проблем, как вопрос о свободе воли, о согласовании детерминизма и моральной ответственности и т. п.
Сергей Аверинцев.
София-Логос. Словарь
предопредел’ение (Ис.25:1 ; Дан.11:36 ; Деян.4:28 ; Деян.17:26,31; Рим.8:29 -30; Еф.1:5) — предведение и предначертание Божие. Этот слабый человеческий термин отражает постоянное стремление людей проникнуть в промысел Божий, что невозможно и недопустимо (Втор.29:29, ·срн. Деян.1:7). К тому же, правильному отношению к «предопределению» сильно мешает устоявшееся мнение (и особенно среди «верующих»!), будто человек обладает «свободной волей» (и это так нравится людям!). Но на нашу волю накладывают непреодолимые рамки наши знания и понятия, наши убеждения и желания, наши способности и характер, страх и, видимо, еще многое другое (человек не может «поволить» того, чего он не знает, или что не входит в круг его понятий, или того, в чем он не убежден, или того, чего он смертельно боится и чего ему, как говорят «не дано от природы», то есть Богом, и т.д.). Для дальнейшего размышления полезно (еще раз) прочесть также следующие места: Втор.23:1 -3; Рим.14:5 ; Пс.64:5 ; Пс.138:16 ; Прит.19:21 ; Ис.16:13 ; Ис.37:26 ; Иер.30:21 ; Соф.1:7 ; Мал.1:2 -4; Мат.11:27 ; Мат.13:11 ; Мат.15:13 ; Мат.20:23 ; Мар.13:20 ; Иоан.3:18 ; Иоан.6:39,44,65; Иоан.15:16,19; Деян.3:18 ; Деян.13:48 ; 1Пет.1:20 ; 2Пет.2:12 ; Рим.9:23 -24; Рим.11:7 ; 2Кор.4:3 -4; 2Фес.2:13 ; 2Тим.1:9 ; Евр.9:15 ; Отк.17:8 ; Отк.22:11 и после этого задать себе вопрос: возможно ли хоть одно малейшее событие во вселенной, которое оказалось бы не известным или неожиданным для Творца и Вседержителя? (см. тж воля Божия)
♦ см. избрание, провидение
1) ♦ (ENG foreordination)
(от греч. proorizein, лат. praedestinare - предназначать, предопределять)
Божественное предопределение или предназначение того, что должно произойти в истории и в отношении человеческого спасения (Деян. 4:28; Рим. 8:29-30; Еф. 1:5, 11);
2) ♦ (ENG predefinition)
термин, применяемый, в частности, в римско-католической традиции для описания предназначения при условии индивидуальных свободных действий сотворенных существ. Ему также отводится роль в учениях о Божественном провидении, богодух-новенности Писания и т. д., так как он утверждает взаимодействие Божьей воли и человеческой свободы.
Syn: предназначение, назначение, предначертание (высок.)
в религиозных воззрениях исходящая от воли бога детерминированность поведения человека и отсюда его спасения или осуждения в вечности.
ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ, я, ср.
1. см. предопределить.
2. Судьба, рок (устар.). Верить в своё п.
3. В религии: воля божества, определяющая собой поведение человека и всё происходящее в мире.
(praedeterminatio) — один из труднейших пунктов религиозной философии, связанный с вопросом о божественных свойствах, о природе и происхождении зла и об отношении благодати к свободе (см. Религия, Свобода воли, Христианство, Этика). Существа нравственно свободные могут сознательно предпочитать зло добру; и действительно, упорное и нераскаянное пребывание многих во зле есть несомненный факт. Но так как все существующее, с точки зрения монотеистической религии, окончательным образом зависит от всемогущей воли всеведущего Божества, то, значит, упорство во зле и происходящая отсюда гибель этих существ есть произведение той же божественной воли, предопределяющей одних к добру и спасению, других — ко злу и гибели. Это заключение не представляет особенной трудности для такой религии, которая — как (позднейший) ислам — видит в Божестве исключительно или по крайней мере преимущественно беспредельную силу или абсолютный произвол, требующий только безотчетной покорности; но так как в христианской идее Божества выдвигается на первое место сторона внутренней разумности, или смысла (Логос), и любви, то П. ко злу со стороны Божества оказывается здесь немыслимым. Некоторые отдельно взятые места у апостола Павла (Римл., IX, 11 след.) как будто выражают такой взгляд; но в контексте эти выражения допускают другое толкование, которого и держались все христианские писатели до начала V в., когда идея абсолютного П. впервые появляется у блаженного Августина как реакция против пелагианства (см. Пелагий), дававшего человеческой свободе такое широкое значение, при котором не оставалось места не только действию, но и предвидению со стороны Божества. Сам Августин сопровождал, впрочем, свое учение о П. различными смягчительными оговорками; но после его смерти вопрос обострился вследствие возникшего в монастырях Южной Галлии спора о пределах человеческой свободы между ревностными учениками Августина и некоторыми последователями восточного аскетизма, которые, с добрым намерением отстаивая значение нравственной свободы, неосторожно признавали за ней первый шаг в деле спасения. Видя в этом принципиальную уступку пелагианству, ученики Августина с большей резкостью и определенностью, чем он сам, стали выдвигать характерные пункты его учения, между прочим и абсолютное П. Для разрешения этих споров (см. Семипелагианство) было точнее определено на нескольких поместных соборах православное учение, сущность которого сводится к следующему: Бог хочет всем спастись, а потому абсолютного П. или П. к нравственному злу не существует; но истинное и окончательное спасение не может быть насильственным и внешним, а потому действие благости и премудрости Божией для спасения человека употребляет с этой целью все средства, за исключением тех, которыми упразднялась бы нравственная свобода; следовательно, разумные существа, сознательно отвергающие всякую помощь благодати для своего спасения, не могут быть спасены и по всеведению Божию предопределены к исключению из царства Божия, или к погибели. П. относится, следовательно, лишь к необходимым последствиям зла, а не к самому злу, которое есть лишь сопротивление свободной воли действию спасающей благодати. Вопрос решен, таким образом, догматически, философское же его разъяснение доселе составляет одну из важнейших задач христианской мысли и пока еще не привело к положительным результатам. Впрочем, и на богословской почве вопрос был поднимаем снова, в особенности в IX в. немецким монахом Готшальком (см.), и в XVI в. швейцарским реформатором Кальвином (см.), который без всяких смягчений возобновил теорию абсолютного П. (ко злу). К тому же тяготели и янсенисты (см.), примыкавшие к Августину через Фому Аквинского (см.), тогда как их противники, иезуиты, подвергались упреку в семипелагианстве.
Вл. С.