Еще через несколько дней он уже кланялся и ворковал перед чучелом голубки, еще позже – перед смотанной в узел тряпкой и, наконец, после нескольких недель одиночества стал адресовать свое токование пустому углу клетки, где пересечение реек, по крайней мере, задерживало взгляд