или "Беседы на Ш." — популярные в византийской и славянской письменности экзегетические произведения философско-богословского характера, направленные против физических теорий "эллинских мудрецов", объяснявшие основы мироздания с точки зрения христианского учения и состоявшие обыкновенно из шести отдельных трактатов, по числу шести дней творения мира (Έξάμερον Излагая теорию мироздания по Библии, Ш. комментирует краткий рассказ Моисеева "Бытия" и сообщает читателям разнообразные сведения по естествознанию, опровергая языческие теории древних философов, учивших о вещественном начале видимого мира, о стихиях, атомах и т. д. В противовес этим учениям, несогласным с христианским представлением о начале мира, составители Ш. доказывают, что все существующее в природе подтверждает Библию не только в общем, но и в подробностях. Главная цель Ш. хорошо сформулирована в предисловии к нему Василия Великого: "к чему приводит геометрия, арифметические способы исследования о толщах и пресловутая астрономия, эта многопопечительная суета, если люди, изучившие эти науки, дошли до заключения, будто видимый мир совечен Творцу Богу, и если то, что ограниченно и имеет вещественное тело, возвели они в одну славу с Естеством непостижимым и невидимым?" Ошибка древних философов заключалась, по мнению Василия Великого, в том, что они не сумели сказать простых слов: "В начале сотворил Бог небо и землю" ("Бытие", гл. I, стр. 1). Этим предполагалось, с одной стороны, нанести решительный удар Птолемеевой системе, с другой — доказать и показать всемогущество и премудрость Бога, как Творца вселенной, и бесконечную благость Создателя, как Промыслителя о всякой твари. По мнению составителей Шестоднева, "природа является как бы училищем боговедения и собранием самых назидательных уроков нравственной жизни для человека". В богословской литературе существует несколько одинаковых по характеру и составу Ш.:
1) Ш. Василия Великого († в 379 г.) известен по греческому изданию Миня ("Patrol. Curs. Compl.", т. XXIX, 3—208), вполне исправному новому русскому переводу ("Творения Василия Великого", М., 1853, ч. I) и многочисленным славянским спискам, восходящим к переводу болгарского экзарха Иоанна. Ссылаясь на свидетельство Андрея Курбского, академик А. Соболевский думает, что в XVI и XVII вв. древнейший перевод Ш. уже не был известен московским книжникам, почему в 1656 г. Епифанием Славинецким сделан новый, не совсем удачный перевод с греческого базельского издания 1551 г. и напечатан в Москве в 1 6 56 г. ("Переводная литература Московской Руси", СПб., 1903, 289, 293—294). Труд Василия Великого состоит из 9 "бесед" (о творении мира вообще, о невидимой и неустроенной земле, о тверди, о собрании вод, о прозябаниях земли, о небесных светилах, о пресмыкающихся, о птицах и о животных). В предисловии автор указывает на неверность и неустойчивость всех толкований, принадлежащих его предшественникам, и предлагает христианам основывать свои представления о мироздании на Библии, умеряя излишнюю любознательность и не теряя времени на разыскивание "начала всех начал", потому что от таких упражнений "мысль придет в кружение, а рассудок не найдет никакого несомненного предела". Некоторые представления языческих естествоведов кажутся ему абсурдом. Так, например, св. Василий не может допустить, чтобы жидкая вода или легкий воздух могли бы помещаться "под широтой земли" (намек на систему Птолемея) и, опираясь на прямой смысл слов Св. Писания об основании земли "на морях" и утверждении ее "на столпах", приходит к выводу, что земля окружена водой и содержится одной лишь необъяснимой силой Творца. Относительно второстепенных космических явлений автор иногда высказывает очень верные и остроумные наблюдения (например, объяснение дождя, снега, физиология растений, растительное происхождение янтаря, значение астрологических явлений для метеорологии, ошибки астрологии, классификация пород рыб и пресмыкающихся и т. д.), иногда повторяет курьезные толкования и анекдоты, излюбленные в средневековых западных и славянских "Физиологах", например о легендарных птицах Алконосте и Фениксе, о "малой рыбице" Ехидне, о ките и дельфине, которые во время опасности прячут детенышей в живот, о священных гусях, спасших Рим, и т. д. Нередко факты из растительного и животного царства служат для автора поводом давать читателю советы, наставления. Помня основное назначение Ш. ("у меня одна цель: все обращать в назидание церкви"), св. Василий приводит примеры и аналогии из жизни низших организмов в связи с явлениями общественной и семейной жизни христиан (например, заботливость аиста о птенцах наводит его на мысль о любви родителей к детям; хитрость полипа, принимающего цвет камня, — о людской изворотливости; "лютость" ехидны — о горестях неудачно сложившегося супружества и т. д.). Статьи этого Ш. написаны доступно, живо, образно, некоторые места согреты теплым чувством, проникнуты художественными образами (например, поэтическое описание устройства колосьев, виноградной лозы, лилий). Этим объясняется популярность Ш., не утратившего своего интереса и в наше время (А. Архангельский, "К изучению древнерусской литературы. Творения св. отцов", СПб., 1888, 23—34; Антоний, "Из истории христианской проповеди", СПб., 1895, 58—75). Как памятник языка, славянский перевод Ш. дает очень ценный словарный материал, например по ихтиологии, энтомологии и космографии, так как славянские книжники должны были переводить греческие термины, а иногда и объяснять их, как, например, в одной сербской рукописи XV в. (А. Яцимирский, "Мелкие тексты и заметки", СПб., 1902, XXXI).
2) Ш. C eвepиaнa, епископа гавальского († в 415 г.), известный в рукописях под заглавием "Шесть слов о творении мира" и представляющий переделку предыдущего трактата, был переведен в Болгарии, по-видимому, в раннее время, и в отрывках встречается в двух сборниках времен царя Иоанна-Александра, т. е. середины XIV в. Древнейшие русские списки XV в. обнаруживают следы болгарского оригинала (А. Соболевский, "Переводная литература Московской Руси", СПб., 1903, 21—22).
3) Существование Ш. Иоанна Златоуста, как самостоятельного произведения, нельзя считать доказанным, так как в некоторых греческих южнославянских и русских рукописях Ш. Севериана, вероятно, по ошибке, приписывается Иоанну Златоусту. Главная цель статей, составляющих этот Ш., также состоит в объяснении Моисеева повествования о шести днях творения и в опровержении языческих теорий о четырех стихиях мира — воде, воздухе, огне и земле. В старинных русских "Азбуковниках" часто встречаются заимствования из Ш. с ссылками на Иоанна экзарха или же на Иоанна Златоуста.
4) Ш. Георгия Писида (VII в.) переведен на книжный русский язык Димитрием Зографом в 1385г. и озаглавлен "Похвала Богу о сотворении всея твари". Греческий оригинал написан звучными ямбами и у византийских писателей пользовался большим авторитетом не только как богословское, но и как поэтическое произведение (Krumbacher, "Geschichte der bysant. Litteratur", 709—712). Славянский текст Ш. издан Ф. Буслаевым ("Историческая Хрестоматия", 915—921, отрывки) и профессором И. Шляпкиным ("Памятники Общества любителей древней письменности", СПб., 1882), исследован В. Никитиным ("Журнал Министерства Народного Просвещения", 1888, I), И. Ягичем ("Archiv f ü r slav. Phil.", т. XI) и Шляпкиным ("Журнал Министерства Народного Просвещения", 1890, VI). Поэма Георгия состоит из двух частей — узко-богословской и естественноисторической. Автор пользовался сочинениями Аристотеля, Плутарха, Элиана и других греческих философов. По мнению Никитина, перевод сделан южным славянином в России, и имя его "Зограф" ("живописец") не может означать профессию переводчика, как думал раньше Н. Тихонравов ("Отчет о XIX присуждении наград графа Уварова", СПб., 1878, стр. 58), потому что в старинной русской иконографии не видно никаких следов литературного влияния Ш. Георгия Писида.
5) Ш. болгарского экзарха Иоанна (X в.), наряду с богословскими и полемическими целями компилятора, имеет нравоучительное и естественнонаучное значение. Ш. Иоанна представляет собой не оригинальное произведение славянской письменности, а перевод с сокращениями упомянутых раньше Ш. Василия Великого, Севериана и творений других отцов, например Григория Богослова, Григория Нисского, Иоанна Дамаскина, Феодорита Кирского, вместе с отрывками из Аристотеля, Парменида, Демокрита, Диогена, Фалеса, Платона и иных "эллинских" философов. Их мнения о происхождении мира давали богатый материал для полемики с точки зрения христианского учения. Только некоторые места в Ш. экзарха Иоанна написаны самостоятельно и сохранили ценные сведения о древнейшем быте славян и хазар, о ересях, современных автору, а в шестой беседе описывается дворец болгарского царя, величие столичных храмов и нарисован мощный образ самого Симеона, сидящего на пышном столе. Главная мысль автора заключается в том, что все в мире создано Творцом и охраняется благостью Бога. Древнейший список Ш. Иоанна, сербской редакции, относится к 1263 г., принадлежит московской синодальной библиотеке (Горский и Невоструев, "Описание", отд. IV, 1, стр. 1—30) и целиком издан Бодянским и Поповым в "Чтениях в Обществе истории и древностей российских" (М., 1873, кн. III). В более поздних рукописях русской редакции, XV и XVI вв., сохранились несомненные болгарские особенности, восходящие к оригиналу Иоанна. Предисловие Иоанна, с обращением к царю Симеону, издано было Калайдовичем ("Иоанн, экзарх Болгарский", М., 1824, стр. 138—142) и приводится во всех "Историях" болгарской литературы. Новая работа о языке Ш. Иоанна принадлежит В. Вондраку ("О mluvě Jana exarcha bulgarskiego", Прага, 1896, ред. А. Соболевского, "Журнал М. Н. Пр.", 1897, V, 219—22 1).
6) Ш., приписываемый в рукописи XV века какому-то Кириллу Философу (X век). Академик Соболевский предполагает, что автор этих поучений жил или в блестящий век того же болгарского царя Симеона, или при его преемнике Петре, но некоторые словарные данные Ш. связывают его скорее с переводами Иоанна экзарха или его товарищей по книжным трудам, чем с трудами Константина пресвитера и епископа Климента. Принадлежит ли этот Ш. пресвитеру Константину, которого переписчики нередко смешивали с его непосредственным учителем Кириллом, братом Мефодия — неизвестно, но вероятнее всего, что имя "Кирилла Философа" здесь употреблено не в собственном значении, а в нарицательном. По характеру своему Ш. Кирилла не имеет ничего общего с предыдущими трудами и представляет самые обыкновенные назидательные поучения на шесть дней недели, кроме воскресенья ("Известия Отделения русского языка и словесности Академии Наук", т. VI, кн. 2, 1901 г., стр. 177—202). Название Ш. усвоено ему случайно, под влиянием богослужебных сборников, известных с тем же заглавием.
7) Ш. особой редакции, составленный неизвестным русским книжником в середине XVII века, с рисунками, вставками из "Христианской Топографии" Козьмы Индикоплова, книги Зиновия Отенского, "Азбуковников", старопечатных книг московской печати и прибавлениями относительно русских рек, отсутствующих у Василия Великого (Горский и Невоструев, "Описание славянской рукописи московской синодальной библиотеки", отд. II, 1, стр. 38—41). Такого же характера и назначения глоссы на полях в сербской рукописи священника Гепецкого, в которой географические представления и термины византийских ученых дополняются и применяются к понятиям южного славянина (А. Яцимирский, "Мелкие тексты и заметки", СПб., 1902, XXX, 109—114).
Перечисленные Ш. имели большое влияние на славянскую и русскую письменность. Достаточно указать хотя бы на то, что древнейшие из них находятся в ближайшей связи с первой частью "Толковой Палеи", составитель которой заимствует из Ш. сведения о физических явлениях и силах человеческой природы, например "о тверди небесной", "о земле", "о водах воздушных", "о возмущении моря", "о захождении солнечном и о ночи", "чего ради бывает ночь", "о кругах земли и временах года", "о тепле и стуже", "о лунном умалении", "о разных чудовищных рыбах и птицах" и т. д. Таким образом, Ш. давал уже готовый материал, который оказалось удобно применять к богословско-символическим толкованиям Палеи и в полемике с "иудеем" (Н. Тихонравов, "Сочинения", т. I, 158). Отсюда же черпали свои сравнения из явлений видимой природы и более поздние южнославянские и русские проповедники, кончая новейшим периодом развития русского церковного красноречия. В XVII веке появляются лицевые Ш. русского происхождения, исследованные профессором Е. Рединым.
А. И. Яцимирский.
♦ (ENG Hexaemeron)
(греч. hexaëmeron - [работа] за шесть дней)
термин, обозначающий шесть дней творения, описанных в Книге Бытия (1).
произв. Иоанна экзарха Болгарского, общеславянский религиозно-философский энциклопедический трактат. Он представляет собой обогащенный авторскими вставками компилятивный труд, в к-ром излагаются принципы теолого-рационалистического христианского мировоззрения и содержатся обширные сведения об античной философии. Памятник создан в Болгарии в кон. IX - нач. X в., откуда не позднее XI в. попал на Русь и оказал заметное влияние на духовную жизнь страны. «Шестодневы» («Гексамероны») - особый жанр христианской литературы, объединенный темой толкования книги Бытие и сюжетным разделением материала на шесть частей - по числу дней творения. Потребность в таких толкованиях вызвана лаконичностью Библии и стремлением согласовать библейскую космогонию с уровнем достижений естественных наук, дав им религиозно-нравственную оценку. В богословских построениях такого рода присутствует и значительный философский пласт. Большую часть памятника составляют обширные заимствования из «Бесед на Шестоднев» архиепископа Кесарии Каппадокийской (Малая Азия) Василия Великого. Это произв., как и соч. др. представителей каппадокийской традиции, отличалось открытостью в отношении к древнегреч. философскому наследию. Они переняли аристотелевско-птолемеевское учение о мироздании, а не противоречащие вероучению идеи античных мыслителей в христианизированной обработке использовали для интеллектуального обеспечения богословствования. Опираясь на эти источники, автор Ш. соединяет библейский креационизм (учение о сотворении) с учениями о четырех стихиях, т. е. сводит многообразие созидаемого Богом мира к различным сочетаниям первоэлементов (воды, земли, огня и воздуха). Теория первоэлементов предполагала существование качественно неизменной субстанции бытия. Иоанн, вслед за своими предшественниками, объявил Бога творцом стихий. Соответственно субстанциальность стихий обретает свой источник в Боге. Критика иных, нехристианских т. зр. на космогенез выводит автора Ш. на широкую панораму античной мысли. Причем в Ш. присутствует более широкий, по сравнению с источниками, пласт сведений об античности. Есть основания считать, что мн. античных мыслителей Иоанн знал не по пересказам христианских писателей, а в подлиннике. Напр., Иоанну известен спор между Платоном и Аристотелем, касающийся природы эфира. Хотя и в отрицательном ключе, но довольно подробно характеризуются взгляды Парменида, Демокрита, Диогена, Фалеса. В целом по объему сведений об античной философии этот памятник намного превосходит др. произв. древнерус. книжности. В нем воспроизводятся античные знания в области астрономии, географии, физики, ботаники. Представления о мироздании строятся на основе идей Аристотеля и Птолемея, согласно к-рым Земля помещается в центр сферических небесных кругов. Геоцентрическая схема размещения светил на сферических небесах-поясах положена в основу исчисления лунного и солнечного календаря. Той же небесной механикой объясняется суточное и годовое движение Солнца. Мировоззренческие предпочтения Иоанна характеризуют и гносеологические установки, формулируемые в памятнике. Опираясь на авторитетные утверждения влиятельных христианских богословов, Иоанн не исключает для себя возможности личной трактовки вероучительных истин, внося поправки в положения учителей церкви. Не подвергая сомнению откровения, он в значительной степени опирается на разум. Сфера разума распространяется на толкование явлений земных и частично небесных. Функции философии в связи с этим не только чисто прикладные, когда философия допускается в богословие лишь как элемент образования и логический инструмент. В нек-ром смысле это уже и самоценное дополнение к богословию, хотя и не подменяющее собой вероучительных истин, но в пределах докт-ринальных установок открывающее большие возможности для рационального постижения действительности. Такие взгляды подпадают под определение теологического рационализма. Поэтому в число источников Ш. не попали авторы, абсолютизировавшие превосходство веры над разумом и противопоставлявшие необразованных верующих «внешним» мудрецам. Предпочтение отдавалось текстам наиболее лояльных к философии авторов. Если говорить о культурно-историческом значении памятника, оно выражалось прежде всего в посреднической роли Ш., к-рый обеспечивал соприкосновение античной и славянской культур. Шестодневы Василия Великого, Севериана Габальского и Феодорита Кирского, послужившие источником для компиляции памятника, равно как и нек-рые др. из 125 известных науке Шестодневов, в переводах попадали на Русь. Однако не один из них не мог соперничать по популярности и распространению с Ш. Иоанна экзарха Болгарского. На XV–XVI вв., судя по количеству списков-копий, приходится пик интереса к этому памятнику. С XVII в. «Ш.» вошел в число сохраняемых старообрядцами книг и даже был любимым чтением Аввакума. III. являлся одним из наиболее философичных памятников древнерус. православной культуры. Философско-доктринерская, внешне сугубо религиозная подача материала сочетается с философско-мировоззренческой проработкой проблем христианской онтологии, натурфилософии и гносеологии. Ш. отличала редкостная для религиозной литературы информационная плотность, насыщенность научно-значимым материалом и отсутствие отчужденности от мудрости, внешней христианству. В древнерус. книжности этот памятник оказался наиболее полной антологией античной мысли, включая ее материалистическое крыло. Автор Ш. примыкает к той традиции христианства, представители к-рой не отбрасывали лучшие достижения дохристианского прошлого, обратив христианизированную философию на укрепление и распространение веры. Будучи памятником, емко концентрирующим в себе основы христианских воззрений, Ш. представляет собой высокий образец рационализированной вероучительной литературы.
◘ Л и т.: Шестоднев Иоанна экзарха Болгарского как памятник средневекового философствования. М., 1991; Баранкова Г. С. Об астрономических и географических знаниях // Естественнонаучные представления Древней Руси. М., 1978. С. 48–62; Стратий Я. М. Естественнонаучные представления Древней Руси и Болгарии и их место в истории отечественной философии // У истоков общности философских культур русского, украинского и болгарского народов. Киев, 1983. С. 103–127; Лихачев Д. С. Исследования по древнерусской литературе. Л., 1986. С. 137–139; Замалеев А. Ф. Философская мысль в средневековой Руси (XI–XV вв.). Л., 1987. С. 100–102; Баранкова Г. С, Мильков В. В. Шестоднев Иоанна экзарха Болгарского. Спб., 2001.
Г. С. Баранкова, В. В. Мильков
1) библейское сказание о шести днях творения;
2) общее название для всех литературных памятников древности, в которых содержатся подробные богословско-философские комментарии к ветхозаветной Книге Бытия с целым рядом попутно освещаемых космогонических вопросов, включающих элементы естествознания. В христианской литературе Запада и Востока существовало достаточно большое число памятников религиозной словесности, относящихся к жанру Шестиднева. Иногда они имели стихотворную форму, как, например, у византийского богослова VII в. Георгия Писида. Имеются все основания для того, чтобы рассматривать Шес- тодневы как памятники эстетической мысли, поскольку в них отчетливо звучит тема гармонии мира, красоты природы, человека, растений и животных, сотворенных Богом. Авторами наиболее известных Шес- тодневов были Василий Великий, Севери- ан Гевальский, Георгий Писид. Проблемы библейской космогонии рассматривали в своих трудах Григорий Нисский, Августин, Амвросий Медиоланский, Иоанн Экзарх, Бонавентура и др.
Наряду с буквально-дословным пониманием Книги Бытия существовала и аллегорическая эгзегеза, усматривавшая в шести днях аллегорию масштабного творческого акта космогенеза.
В Древней Руси наибольшее распространение получил Шестиднев, составленный болгарским религиозным писателем Иоанном Экзархом на рубеже IX и X вв. В нем использованы тексты как византийских богословов, так и античных философов, в том числе Аристотеля. Это своеобразный синтез космогонических знаний, соединивший отдельные античные идеи с библейской картиной мироздания и облачивших весь компендиум религиозно-философских знаний в форму поэтического сказания о совершенстве, мудрости и могуществе Творца, Художника, Чудотворца.
В 1385 г. древнерусский книжник Дмитрий Зограф выпустил перевод греческого текста стихотворного Шестиднева, написанного Георгием Писидом (Писидийским). Написанный в форме ритмизованной прозы, он получил название «Похвалы Богу о сотворении всеа твари» и был впоследствии, в XVI в., включен в «Великие Минеи Четьи».
В 1665 г. Епифаний Славинецкий перевел на славянский язык самый первый из христианских Шестодневов, созданный в IV в. Василием Великим.
Современные авторы усматривают влияние эстетики Шестиднева на миросозерцаниедревнерусских авторов. Онообнаружи- вается в мотивах восхищения совершенством мироздания в «Поучении» Владимира Мономаха, в художественных приемах описания возвышенной красоты Русской земли в «Слове о погибели Русской земли» и др.
◘ Лит.: Баранкова Г. Ф. Из истории изучения Шестоднева е отечественной и зарубежной науке: Историко-культурное значение Шестоднева // Шестоднев Иоанна Экзарха Болгарского. - М., 1998; Богородский Я. А. Начало истории мира и человека по первым страницам Библии. - Казань, 1909; Ильин В. Н. Шесть дней творения. - Париж, 1930; Лихачев Д. С. «Шестоднев» Иоанна Экзарха и «Поучение» Владимира Мономаха // Он же. Исследования по древнерусской литературе. - Л., 1986; Павлович А. Библейская космогония по учению Отцов и Учителей Церкви. - СПб., 1898; Прохоров Г. М. Шестодневы //Литература Древней Руси. Биобиблиографический словарь. - М.: Просвещение, 1996; Сергиевский Н. А. Творение мира и человека - М. 1883.