(от позднелат. exsistentia - существование), или философия существования, направление современной философии, возникшее в нач. 20 в. в России, после 1-й мировой войны в Германии, в период 2-й мировой войны во Франции, а после войны в других странах. Идейные истоки - учение Кьеркегора, философия жизни, феноменология. Различают религиозный экзистенциализм (К. Ясперс, Г. Марсель, Н. А. Бердяев, Л. Шестов, М. Бубер) и атеистический (М. Хайдеггер, Ж. П. Сартр, А. Камю). Центральное понятие - экзистенция (человеческое существование); основные модусы (проявления) человеческого существования - забота, страх, решимость, совесть; человек прозревает экзистенцию как корень своего существа в пограничных ситуациях (борьба, страдание, смерть). Постигая себя как экзистенцию, человек обретает свободу, которая есть выбор самого себя, своей сущности, накладывающий на него ответственность за все происходящее в мире. Оказал значительное влияние на литературу и искусство Запада.
м.
Направление в философии, которое признает лишь индивидуальную духовную жизнь,
"человеческое существование" и стремится доказать бессмысленность жизни,
бесплодность общественной деятельности и т.п.
(от лат. existentia – существование) – иррационалистическое направление в философии и культурологии (в особенности немецкой и французской); экзистенциализм считает, что предметом философии является уникальность существования человека, которое рассматривается лишь как непознаваемое духовное начало.
Экзистенциализм
♦ Existentialisme
Философское учение, считающее исходной точкой не столько бытие или понятие, сколько индивидуальное существование – экзистенцию (именно поэтому Паскаля и Кьеркегора часто называют предтечами экзистенциализма); в частности, согласно знаменитой формулировке Жан-Поля Сартра, всякое учение, для которого «существование предшествует сущности». Что это означает? Что человек не является прежде всего обладателем сущности, которая предшествовала бы ему и пленником которой он бы был, но что он существует «до того, как может быть определен через то или иное понятие» и будет (если станет возможно говорить о его сущности в прошедшем времени) тем, чем выберет быть. Это означает, что он абсолютно свободен: «Что значит здесь утверждение, что существование предшествует сущности? Оно значит, что человек сначала существует, оказывается, появляется в этом мире и лишь затем определяет себя. С точки зрения экзистенциализма человек не поддается определению до тех пор, пока он ничто. Он становится чем-то лишь позже, и становится таким, каким сам себя делает. Поэтому нет человеческой природы, как нет и бога, который ее измыслил бы […]. Человек всегда лишь то, что он сам из себя делает» («Экзистенциализм это гуманизм»). Вот почему экзистенциализм – философия свободы в метафизическом смысле слова, и притом в одной из самых радикальных ее форм.
Остается выяснить, подходит ли нам эта философия. Как человек может существовать, делать что-либо или выбирать что-либо, изобретать самого себя или планировать самого себя до того, как быть кем-то или чем-то? Разве можно сказать о новорожденном, что он ничто? И как относиться к тому, что быть тем, кто ты есть, подразумевает лишь ситуацию, которую нам предстоит преодолеть, а вовсе не определение, хотя бы частичное, исключающее выход из него (поскольку любое изменение предполагает изменение себя)? «Каждая личность есть абсолютный выбор себя», – пишет Сартр в «Бытии и ничто». Никогда не смогу с этим согласиться и в это поверить. Как можно выбирать до того, как быть? И какой смысл в различении, в настоящем времени, между тем, что я делаю и чего хочу, и тем, что я такое есть? Существовать значить быть в действии и в ситуации: сущность и существование в настоящем времени суть одна и та же вещь. Разумеется, в нашем воображении и в наших мыслях это не выглядит таковым: мы живем с ощущением того, что мы такие, какими нас сделало прошлое; нам кажется, что мы выбираем, каким сделать свое будущее. «Сущность это то, что было», – говорит Сартр в «Бытии и ничто»; напротив, экзистенция это то, чего пока нет, то, что стремится к будущему, то, что будет, если я захочу и сделаю это. «Свобода стремится к будущему, она определяется целью, которую рисует перед собой, иными словами, тем будущим, которым ей предстоит стать» («Бытие и ничто»). Однако различение между сущностью и экзистенцией в этом случае имеет смысл только для сознания, способного осмыслить прошлое и будущее, но никак не для реальной действительности, существующей исключительно в настоящем; в том настоящем, частью которого, хочет оно того или нет, является сознание. Воспоминание существует только в настоящем времени. И разве может настоящее не быть тем, что оно есть, или быть другим? Сартр, сохраняя последовательность мысли, поясняет, что свобода возможна не как бытие, а лишь как небытие, что лично мне всегда казалось в достаточной степени опровергающим само себя. Получается, что свобода, понимаемая в подобном абсолютном смысле, возможна лишь при условии своего несуществования. Экзистенциализм, таким образом, это гуманизм, существующий исключительно в нашем воображении.
Но означает ли это, что нам следует вернуться к эссенциализму, навсегда замкнувшись в себе и признав, что экзистенция, т. е. наше существование, – всего лишь следствие сущности? Вовсе нет. Сущность и существование в настоящем времени составляют единое целое и не способны предшествовать одно другому. Следовательно, ни экзистенциализм ни эссенциализм не правы: экзистенция точно так же не предшествует сущности, как сущность не предшествует экзистенции. Они существуют только в единстве, в одном и том же мире, в одном и том же настоящем, и это и есть существование.
/ Экзистенциальная философия
♦ (ENG existentialism/existential philosophy)
философское направление, восходящее к Сёрену Кьеркегору (1813-1855), к-рый подчеркивал, что путь к истине пролегает через человеческую субъективность и участие личности в "реальности" ("бытии"). Э. был развит в философии Мартина Хайдеггера (1889-1976), повлиял на Рудольфа Бультмана (1884-1976), в частности, на его подход к проблемам трансцендентности Бога, веры и истории, герменевтики, историчности Иисуса и эсхатологии.
(от позднелат. exsistentia - существование)
группа учений, которые отрицают объективные всеобщие ценности и считают, что личность сама должна вырабатывать ценности в своей деятельности, путём полного проживания каждого момента бытия. Э. возник в начале 20 в. в России, после 1-й мировой войны - в Германии, в период 2-й мировой войны - во Франции, а после войны - в других странах. Идейные истоки - учение С. Кьеркегора, философия жизни, феноменология, творчество Ф.М. Достоевского и Ф. Ницше. Гл. представители: Н.А. Бердяев, М. Бубер, А. Камю, Г. Марсель, Ж.П. Сартр, М. Хайдеггер, Л. Шестов, К. Ясперс. Центральное понятие - экзистенция (человеческое существование); осн. проявления человеческого существования - забота, страх, решимость, совесть; человек воспринимает экзистенцию как корень своего существа в пограничных ситуациях (борьба, страдание, смерть). Постигая себя как экзистенцию, человек обретает свободу, которая есть выбор самого себя, своей сущности, накладывающий на него ответственность за всё происходящее в мире. Э. оказал значительное влияние на теоретическую педагогику Запада. Э. в педагогике представлен именами Бердяева, О. Больнова, Бубера, отчасти В.В. Зеньковского.
(Бим-Бад Б.М. Педагогический энциклопедический словарь. — М., 2002. С. 323)
(от лат. exsistentia существование) или философия существования
направление философии, возникшее накануне 1-й мировой войны 1914-18 в России (Л. Шестов, H. А. Бердяев), после 1-й мировой войны в Германии (M. Хайдеггер, К. Ясперс, M. Бубер) и в период 2-й мировой войны 1939-45 во Франции (Ж. П. Сартр, Г. Марсель, M. Мерло-Понти, А. Камю, С. де Бовуар). В 40-50-х гг. Э. получил распространение и в других европейских странах; в 60-е гг. также и в США. Представители этого направления в Италии - Э. Кастелли, H. Аббаньяно, Э. Пачи; в Испании к нему был близок X. Ортега-и-Гасет; в США идеи Э. популяризируют У. Лоури, У. Баррет, Дж. Эди. К экзистенциализму близки религиозно философские направления: франц. персонализм (Э. Мунье, M. Недонсель, Ж. Лакруа) и диалектическая теология (К. Барт, П. Тиллих, P. Бультман). Своими предшественниками экзистенциалисты считают Б. Паскаля, С. Кьеркегора, M. де Унамуно, Ф. M. Достоевского и Ф. Ницше. На экзистенциализм оказали влияние философия жизни и феноменология Э. Гуссерля. Экзистенциализм стремится постигнуть бытие как некую непосредственно нерасчленённую целостность субъекта и объекта. Существование толкуется как данное непосредственно, как человеческое существование, или экзистенция. Для описания её структуры многие представители экзистенциализма (Хайдеггер, Сартр, Мерло-Понти) прибегают к феноменологическому методу Гуссерля, которое сводится к описанию ряда модусов человеческого существования: заботы, страха, решимости, совести и др., которые определяются через смерть. Определяя экзистенцию через её конечность, экзистенциализм толкует последнюю как временность, точкой отсчёта которой является смерть. В отличие от физического времени - чистого количества, бесконечного ряда протекающих моментов, экзистенциальное время качественно, конечно и неповторимо; оно выступает как судьба (Хайдеггер, Ясперс) и неразрывно с тем, что составляет существо экзистенции: рождение, любовь, раскаяние, смерть и т. д. Временность, историчность и ситуационность экзистенции - модусы её конечности. Другим важнейшим определением экзистенции является трансцендирование, т. е. выход за свои пределы.
(от лат. existentia - существование)
философское течение в рус. мысли, возникшее в рамках т. наз. духовного ренессанса 1-й четверти XX в. или «нового религиозного сознания». Его виднейшие представители - Бердяев и Л. Шестов, выразившие экзистенциалистские идеи соответственно в работах «Философия свободы» (1911) и «Апофеоз беспочвенности» (1905). Рус. Э. формировался в условиях нарастания в стране общественного и духовного кризиса. Интеллектуально он впитал в себя идеи и настроения мн. отечественных мыслителей от славянофилов до В. С. Соловьева, особенно Достоевского и Толстого. Он стал преемником мировой иррационалистической традиции от Августина и Я. Бёме до Ф. Ницше и Г. Ибсена. Экзистенциальные установки были присущи большинству рус. мыслителей нач. XX в. - Розанову, Флоренскому, Мережковскому, Франку, Булгакову и др. Общие черты Э. в России - его религиозная (христианская) окрашенность, персонализм, антирационализм, борьба за свободу и аутентичность (подлинность) человеческого существования, обращенность к трансцендентному, переживание трагизма личного, исторического и вселенского бытия. Вместе с тем по ряду важных пунктов позиции лидеров Э. Бердяева и Шестова существенно отличаются друг от друга. Для Бердяева исходной и определяющей реальностью человеческого существования является свобода, своими корнями уходящая в иррациональную, трансцендентную, предмирную и предбытийственную безосновность. Смысл и судьба человеческого существования - это содержание, направленность и характер реализации личностью присущей ей свободы, поэтому синонимами Э. у Бердяева являются выражения «философия свободы» и «христианский персонализм». Эта философия ярко окрашена прямо противоположными настроениями и эмоциями: трагизмом и решимостью совершить «революцию духа», переживаниями одиночества и порывом к всепобеждающей соборности (коммюнотарности), чувством падшести («болезни») бытия и истории и верой в преображающую и спасительную силу человеческой свободы. Пессимизм и комплекс негативных экзистенциапов связан у Бердяева с идеей объективации, вера, надежда и своеобразный «профетизм» (пророческий характер) его учения - с идеей творчества. Личность - это ноуменальный центр мироздания, обнаруживаемый через выявление бесконечности и всеобъемлемости духа конкретного человека. Даже трансцендентное (потустороннее) открывается в духе и через дух личности, т. е. имманентно. Однако присущая ей свобода двойственна: она дана человеку и от Бога как просветленная свобода к добру, истине, красоте, вечности, и от Божественного ничто, в к-ром «и свет, и тьма» и к-рое заключает в себе возможность зла, вражды и отпадение от Бога. Фундаментальный акт грехопадения интерпретируется как свободное избрание личностью ложной установки духа, когда он становится сознанием, конструирующим абстракции и объекты, воспринимаемые в качестве материальных первичностей, к-рые порабощают человека. Объективация означает трансформацию духа в бытие, вечности т во временное, субъекта - в объект. Однако динамизм человеческого существования, выступающего персонифицированной конкретной свободой, позволяет также свободно совершать радикальную переориентацию, онтологически, тотально преображающую по своему характеру. Суть «персоналистической революции», объявленной Бердяевым, раскрывается им в концепции творчества. С одной стороны, творчество это высшее проявление свободы, создающей из ничто небывалое, подлинное и ценностное, с другой - процесс деобъективации затвердевшего в формах бытия, природы и истории первоначально активного духа. «Творческий акт всегда есть освобождение и преодоление… Творчество по существу есть выход, исход, победа» (Смысл творчества. С. 255). Творчество - это откровение «я» Богу и миру, в нем оправдание человека, как бы ответный шаг на его пути к трансцендентному. История в Э. Бердяева предстает и как судьба человека в объективированном времени, и как символическое присвоение метаисторического, именно на грани «объективной истории» и метаистории («метафизическое») лежит историческое как особая реальность человеческого существования. «Человек находится в историческом, и историческое находится в человеке… Для того чтобы проникнуть в эту тайну "исторического", я должен прежде всего постигнуть это историческое и историю как до глубины мое, как до глубины мою историю, как до глубины мою судьбу. Я должен поставить себя в историческую судьбу и историческую судьбу в свою собственную человеческую глубину» (Смысл истории. С. 14, 15). История, по Бердяеву, созидается в силу разных установок человеческой свободы, духа и воли. Воспринимая историю, мы «конструируем ее в большей зависимости и большей связи с внутренними состояниями нашего сознания, внутренней его широтой и внутренней его глубиной» (Там же. С. 20–21). Вместе с тем история предстает перед нами как развертывание трех мировых эпох божественного откровения. «В первую эпоху изобличается законом грех человека и открывается природная божественная мощь; во вторую эпоху усыновляется человек Богу и открывается избавление от греха; в третью эпоху окончательно открывается божественность творческой человеческой природы и мощь божественная становится мощью человеческой» (Смысл творчества. С. 519). Свобода мысли и антропоцентризм Бердяева позволили ему очертить границы и выявить относительность мн. христианских ценностей (монашество, аскетизм, смирение, святость, спасение и др.) в свете реальностей мировых войн, революций и невиданного роста технической и военной мощи человечества в XX в. Воля к преображению и одухотворению жизни, ее очеловечивание пронизывают все работы позднего Бердяева: «О назначении человека» (\9Ъ\), «Судьба человека в современном мире» (1934), «Дух и реальность» (1937), «Опыт эсхатологической метафизики» (1947), «Царство Духа и царство Кесаря» (1951). В них проводится идея активности человека и свободного человеческого творчества. В наиболее концентрированной форме идеи христианского Э. Бердяева выражены в его этике. Ход мировой истории в XX в. обнаружил, по Бердяеву, относительность различий между истиной и ложью, добром и злом, были выявлены пределы и вторичность этического, его производность от духа и свободы, в к-рых истина и ложь, добро и зло даны в своем изначально неразличением виде. Само их различение - знак человеческой слабости и греха, и высшие ценности лежат за пределами указанного различения. В своем развитии человечество проходит различные уровни нравственного сознания. Первому соответствует этика закона как исторически необходимая, но становящаяся в итоге этикой обыденности, отчужденного, несвободного и социализированного индивида. Более высокий уровень - этика искупления, в рамках к-рой человек пытается избавиться не только от зла, но и от различения добра и зла. Однако внутренним мотивом такой этики является пораженчество и мучительное ощущение, что Бог примет участие в разрешении непосильной для сознания проблемы добра и зла. Эти разновидности этики, как и евангельская этика страдания, аскетизма и любви, в основе своей пассивны, они игнорируют свободу и активность личности. Глубине человеческого существования, по Бердяеву, соответствует этика творчества. Она связана со свободными дарами личности и потому творчески-индивидуальна (но не индивидуалистична). В ней всякий нравственный акт неповторим, связан с выбором и принятием личностью всего бремени свободы и полноты ответственности за судьбу мира и мировой истории. Здесь через свободный дух нравственного творчества личность связана с духом соборности. Подлинно нравственная жизнь должна быть вечным, свободным, огненным творчеством, вечной «юностью и девственностью» духа и свободы. Борьба Бердяева против всех форм тоталитаризма за свободную и творчески активную личность делает его ярким представителем христианского гуманизма в рус. культуре XX в. Экзистенциалистский персонализм Бердяева был по достоинству оценен мн. представителями зап. культуры. По словам Ф. Коплстона, «многие… находят его мысль свежей и стимулирующей… Во всяком случае, для некоторых интерпретация Бердяевым христианской веры, по-видимому, имела целью вызвать большее доверие к христианству… Многие нерусские убедились в том, что его работы открыли для них новые горизонты мысли» (Copleston F. Philosophy in Russia. P. 389). Э. Шестова существенно иной. Ему чужды императивность, профетизм и пафос романтического оптимизма Бердяева. Ирония, скепсис, кажущаяся неуверенность в суждениях создают в его соч. картину неопределенных и даже зыбких реальностей, в к-рых, не ведая их, живет человек и к-рые скрывают за собой мощное усилие обнаружить мир «мгновенных, чудесных и таинственных превращений», где все «одинаково возможно и невозможно» и царит «свобода индивидуального существования», «дерзновение», «творческое усмотрение». Фундаментальная трудность на этом пути, по Шестову, состоит не в болезни бытия, ложно направленной свободе или объективации духа, а во «власти идей», принципиально неправильном, выражающемся в знании отношении к себе и окружающей нас действительности, в самом познании, разуме и логике как тотальных, но одномерных и в итоге несостоятельных способах существования людей. Знание оказывается той непроницаемой оболочкой, под к-рой живет, задыхается и умирает человек. Едва ли не самой страшной темницей духа является философия (мировоззрение), поскольку ей особенно присуща тотальность, претензия дать вечные и всеобъемлющие правила поведения и мышления для человека, законы существования для Вселенной и даже для Бога. И если человеку естественно присуще стремление к чудесному, к свободе, творчеству и подлинности, то вечные и всеобщие истины, так же как и философские системы, не имеют к этому никакого отношения. Поэтому то, что обыкновенные люди («профаны»), жаждущие истины, могли бы назвать философией, «есть великая и последняя борьба». Столь же чужда знанию, но наполнена жизнеутверждающим и жизнеспасающим смыслом «философия абсурда» для гениев, творцов и людей, попадающих в экстраординарные ситуации трагедии, смерти или несчастья: «…рано или поздно каждый человек осужден быть непоправимо несчастным». Здесь рушится логика, а вечные истины становятся неуместными, открывается иная, фундаментальная реальность (точнее, та же реальность предстает как иная), а философия обретает задачу «научить человека жить в неизвестности». Проблематичность, вероятностность и катастрофичность прорыва к «живой истине» и «иному миру» ассоциируется с картиной Страшного суда: «Страшный суд - величайшая реальность… На Страшном суде решается, быть или не быть свободе воли, бессмертию души - быть или не быть душе. И даже бытие Бога еще, быть может, не решено. И Бог ждет, как каждая… человеческая душа, последнего приговора. Идет великая борьба, борьба между жизнью и смертью, между реальным и идеальным. И мы, люди, даже не подозреваем, что творится во вселенной, и глубоко убеждены, что нам и знать этого не нужно, точно это нас совсем и не касается!» (На весах Иова // Соч. М., 1993. Т. 2. С. 153). Одним из первых в философской литературе XX в. Шестов дал специфически экзистенциалистские характеристики тем ситуациям, к-рые К. Ясперс впоследствии назвал пограничными: отчаяние, безнадежность, одиночество, покинутость, ужас и др. В них человек находит себя на грани бытия и ничто, это «положение, из которого нет и абсолютно не может быть никакого выхода» (Начала и концы. Спб., 1905. С. 11–12). Пограничность ситуации обоюдоострая. Ее положительный полюс Шестов описывает в понятиях дерзновения, веры, свободы, вызова, упорства, отчаянной борьбы и т. п. Однако негатив и позитив экзистенциального состояния находятся в нерасторжимом единстве: «…чтобы был великий восторг, нужен великий ужас. И нужно сверхъестественное душевное напряжение, чтобы человек дерзнул противопоставить себя всему миру, всей природе и даже последней самоочевидности». И Бог, и природа ожидают от человека исполнения их «заветнейшего», творческого замысла о человеке - такой же, как и они, свободной, чудесной, неисчерпаемой и всевероятной реальности. Осознание внутреннего плюрализма человека («человек волен так же часто менять свое "мировоззрение", как ботинки или перчатки»), так же как и плюрализм реальностей (человек - Бог - природа), является главной задачей Шестова. Исключительно сложной в контексте борьбы за открытость, свободу и плюрализм оказалась для него проблема истории, социума и общения. Первые две предстают как области обыденности, насилия и заблуждений в силу приписывания разумом истории (как и всему миру) закономерностей и естественности развития. Межличностные коммуникации осложнены все тем же обыденным, ложным и несвободным способом отношения человека к самому себе и окружающим. Противоречие между живой истиной и общением настолько глубоко, что «человеку приходится выбирать между безусловным одиночеством и истиной, с одной стороны, и общением с ближними и ложью - с другой» (Там же. С. 187–188). Выход Шестов искал на путях выработки особого, симпатического и сочувственного понимания, проникновения за слово и мысль человека в то заветное и глубинное, что желает, но, как правило, не может передать человек мыслью и словом. Ведущие мотивы философии Шестова получили отклики в воззрениях различных западноевропейских мыслителей (Г. Марсель, А. Камю, Д. Г. Лоуренс и др.), значительна роль шестовских идей в интенсивном диалоге в рамках рус. духовного ренессанса XX в. между его выдающимися представителями Бердяевым, Булгаковым, Зеньковским и др.
◘ Л и т.: Бердяев Н. А. Философия свободы: Смысл творчества. М., 1989; Он же. Смысл истории. М., 1990; Он же. О назначении человека. М., 1993; Он же. Философия свободного духа. М., 1994; Он же. Самопознание. Л., 1991; Н. А. Бердяев: Pro et contra. Спб., 1994; Шестов Л. С о ч.: В 2 т. М., 1993; Он же. Умозрение и откровение. Париж, 1964; Он же. Апофеоз беспочвенности. Л., 1991; Баранова-Шестова Н. Жизнь Л. Шестова. Париж, 1983. Т. 1–2; Булгаков С. Некоторые черты религиозного мировоззрения Л. И. Шестова // Современные записки. Париж, 1939. Т. 68; Ермичев А. А. Три свободы Николая Бердяева. М., 1990; Кувакин В. А. Критика экзистенциализма Бердяева. М., 1976; Мысливченко А. Л Экзистенциально-персоналистическая философия Н. А. Бердяева // История русской философии. М., 2007. С. 435–447; Copleston F. Philosophy in Russia. Notre Dame, 1989.
В. А. Кувакин
• Existentialism
Неоортодоксальное учение, подчёркивающее духовное общение человека с Богом, личные переживания или посвящение, в противоположность простой вере в факты или утверждения. Оно подчёркивает субъективные переживания, в противоположность исторически объективным истинам; отсюда, общение с Богом ставятся на более высокий уровень, чем авторитет Библии. Это учение преуменьшает важность истории, чтобы преувеличить важность настоящих переживаний.