Слово «шестоднев»

или "Беседы на Ш." — популярные в византийской и славянской письменности экзегетические произведения философско-богословского характера, направленные против физических теорий "эллинских мудрецов", объяснявшие основы мироздания с точки зрения христианского учения и состоявшие обыкновенно из шести отдельных трактатов, по числу шести дней творения мира (Έξάμερον Излагая теорию мироздания по Библии, Ш. комментирует краткий рассказ Моисеева "Бытия" и сообщает читателям разнообразные сведения по естествознанию, опровергая языческие теории древних философов, учивших о вещественном начале видимого мира, о стихиях, атомах и т. д. В противовес этим учениям, несогласным с христианским представлением о начале мира, составители Ш. доказывают, что все существующее в природе подтверждает Библию не только в общем, но и в подробностях. Главная цель Ш. хорошо сформулирована в предисловии к нему Василия Великого: "к чему приводит геометрия, арифметические способы исследования о толщах и пресловутая астрономия, эта многопопечительная суета, если люди, изучившие эти науки, дошли до заключения, будто видимый мир совечен Творцу Богу, и если то, что ограниченно и имеет вещественное тело, возвели они в одну славу с Естеством непостижимым и невидимым?" Ошибка древних философов заключалась, по мнению Василия Великого, в том, что они не сумели сказать простых слов: "В начале сотворил Бог небо и землю" ("Бытие", гл. I, стр. 1). Этим предполагалось, с одной стороны, нанести решительный удар Птолемеевой системе, с другой — доказать и показать всемогущество и премудрость Бога, как Творца вселенной, и бесконечную благость Создателя, как Промыслителя о всякой твари. По мнению составителей Шестоднева, "природа является как бы училищем боговедения и собранием самых назидательных уроков нравственной жизни для человека". В богословской литературе существует несколько одинаковых по характеру и составу Ш.:

1) Ш. Василия Великого († в 379 г.) известен по греческому изданию Миня ("Patrol. Curs. Compl.", т. XXIX, 3—208), вполне исправному новому русскому переводу ("Творения Василия Великого", М., 1853, ч. I) и многочисленным славянским спискам, восходящим к переводу болгарского экзарха Иоанна. Ссылаясь на свидетельство Андрея Курбского, академик А. Соболевский думает, что в XVI и XVII вв. древнейший перевод Ш. уже не был известен московским книжникам, почему в 1656 г. Епифанием Славинецким сделан новый, не совсем удачный перевод с греческого базельского издания 1551 г. и напечатан в Москве в 1 6 56 г. ("Переводная литература Московской Руси", СПб., 1903, 289, 293—294). Труд Василия Великого состоит из 9 "бесед" (о творении мира вообще, о невидимой и неустроенной земле, о тверди, о собрании вод, о прозябаниях земли, о небесных светилах, о пресмыкающихся, о птицах и о животных). В предисловии автор указывает на неверность и неустойчивость всех толкований, принадлежащих его предшественникам, и предлагает христианам основывать свои представления о мироздании на Библии, умеряя излишнюю любознательность и не теряя времени на разыскивание "начала всех начал", потому что от таких упражнений "мысль придет в кружение, а рассудок не найдет никакого несомненного предела". Некоторые представления языческих естествоведов кажутся ему абсурдом. Так, например, св. Василий не может допустить, чтобы жидкая вода или легкий воздух могли бы помещаться "под широтой земли" (намек на систему Птолемея) и, опираясь на прямой смысл слов Св. Писания об основании земли "на морях" и утверждении ее "на столпах", приходит к выводу, что земля окружена водой и содержится одной лишь необъяснимой силой Творца. Относительно второстепенных космических явлений автор иногда высказывает очень верные и остроумные наблюдения (например, объяснение дождя, снега, физиология растений, растительное происхождение янтаря, значение астрологических явлений для метеорологии, ошибки астрологии, классификация пород рыб и пресмыкающихся и т. д.), иногда повторяет курьезные толкования и анекдоты, излюбленные в средневековых западных и славянских "Физиологах", например о легендарных птицах Алконосте и Фениксе, о "малой рыбице" Ехидне, о ките и дельфине, которые во время опасности прячут детенышей в живот, о священных гусях, спасших Рим, и т. д. Нередко факты из растительного и животного царства служат для автора поводом давать читателю советы, наставления. Помня основное назначение Ш. ("у меня одна цель: все обращать в назидание церкви"), св. Василий приводит примеры и аналогии из жизни низших организмов в связи с явлениями общественной и семейной жизни христиан (например, заботливость аиста о птенцах наводит его на мысль о любви родителей к детям; хитрость полипа, принимающего цвет камня, — о людской изворотливости; "лютость" ехидны — о горестях неудачно сложившегося супружества и т. д.). Статьи этого Ш. написаны доступно, живо, образно, некоторые места согреты теплым чувством, проникнуты художественными образами (например, поэтическое описание устройства колосьев, виноградной лозы, лилий). Этим объясняется популярность Ш., не утратившего своего интереса и в наше время (А. Архангельский, "К изучению древнерусской литературы. Творения св. отцов", СПб., 1888, 23—34; Антоний, "Из истории христианской проповеди", СПб., 1895, 58—75). Как памятник языка, славянский перевод Ш. дает очень ценный словарный материал, например по ихтиологии, энтомологии и космографии, так как славянские книжники должны были переводить греческие термины, а иногда и объяснять их, как, например, в одной сербской рукописи XV в. (А. Яцимирский, "Мелкие тексты и заметки", СПб., 1902, XXXI).

2) Ш. C eвepиaнa, епископа гавальского († в 415 г.), известный в рукописях под заглавием "Шесть слов о творении мира" и представляющий переделку предыдущего трактата, был переведен в Болгарии, по-видимому, в раннее время, и в отрывках встречается в двух сборниках времен царя Иоанна-Александра, т. е. середины XIV в. Древнейшие русские списки XV в. обнаруживают следы болгарского оригинала (А. Соболевский, "Переводная литература Московской Руси", СПб., 1903, 21—22).

3) Существование Ш. Иоанна Златоуста, как самостоятельного произведения, нельзя считать доказанным, так как в некоторых греческих южнославянских и русских рукописях Ш. Севериана, вероятно, по ошибке, приписывается Иоанну Златоусту. Главная цель статей, составляющих этот Ш., также состоит в объяснении Моисеева повествования о шести днях творения и в опровержении языческих теорий о четырех стихиях мира — воде, воздухе, огне и земле. В старинных русских "Азбуковниках" часто встречаются заимствования из Ш. с ссылками на Иоанна экзарха или же на Иоанна Златоуста.

4) Ш. Георгия Писида (VII в.) переведен на книжный русский язык Димитрием Зографом в 1385г. и озаглавлен "Похвала Богу о сотворении всея твари". Греческий оригинал написан звучными ямбами и у византийских писателей пользовался большим авторитетом не только как богословское, но и как поэтическое произведение (Krumbacher, "Geschichte der bysant. Litteratur", 709—712). Славянский текст Ш. издан Ф. Буслаевым ("Историческая Хрестоматия", 915—921, отрывки) и профессором И. Шляпкиным ("Памятники Общества любителей древней письменности", СПб., 1882), исследован В. Никитиным ("Журнал Министерства Народного Просвещения", 1888, I), И. Ягичем ("Archiv f ü r slav. Phil.", т. XI) и Шляпкиным ("Журнал Министерства Народного Просвещения", 1890, VI). Поэма Георгия состоит из двух частей — узко-богословской и естественноисторической. Автор пользовался сочинениями Аристотеля, Плутарха, Элиана и других греческих философов. По мнению Никитина, перевод сделан южным славянином в России, и имя его "Зограф" ("живописец") не может означать профессию переводчика, как думал раньше Н. Тихонравов ("Отчет о XIX присуждении наград графа Уварова", СПб., 1878, стр. 58), потому что в старинной русской иконографии не видно никаких следов литературного влияния Ш. Георгия Писида.

5) Ш. болгарского экзарха Иоанна (X в.), наряду с богословскими и полемическими целями компилятора, имеет нравоучительное и естественнонаучное значение. Ш. Иоанна представляет собой не оригинальное произведение славянской письменности, а перевод с сокращениями упомянутых раньше Ш. Василия Великого, Севериана и творений других отцов, например Григория Богослова, Григория Нисского, Иоанна Дамаскина, Феодорита Кирского, вместе с отрывками из Аристотеля, Парменида, Демокрита, Диогена, Фалеса, Платона и иных "эллинских" философов. Их мнения о происхождении мира давали богатый материал для полемики с точки зрения христианского учения. Только некоторые места в Ш. экзарха Иоанна написаны самостоятельно и сохранили ценные сведения о древнейшем быте славян и хазар, о ересях, современных автору, а в шестой беседе описывается дворец болгарского царя, величие столичных храмов и нарисован мощный образ самого Симеона, сидящего на пышном столе. Главная мысль автора заключается в том, что все в мире создано Творцом и охраняется благостью Бога. Древнейший список Ш. Иоанна, сербской редакции, относится к 1263 г., принадлежит московской синодальной библиотеке (Горский и Невоструев, "Описание", отд. IV, 1, стр. 1—30) и целиком издан Бодянским и Поповым в "Чтениях в Обществе истории и древностей российских" (М., 1873, кн. III). В более поздних рукописях русской редакции, XV и XVI вв., сохранились несомненные болгарские особенности, восходящие к оригиналу Иоанна. Предисловие Иоанна, с обращением к царю Симеону, издано было Калайдовичем ("Иоанн, экзарх Болгарский", М., 1824, стр. 138—142) и приводится во всех "Историях" болгарской литературы. Новая работа о языке Ш. Иоанна принадлежит В. Вондраку ("О mluvě Jana exarcha bulgarskiego", Прага, 1896, ред. А. Соболевского, "Журнал М. Н. Пр.", 1897, V, 219—22 1).

6) Ш., приписываемый в рукописи XV века какому-то Кириллу Философу (X век). Академик Соболевский предполагает, что автор этих поучений жил или в блестящий век того же болгарского царя Симеона, или при его преемнике Петре, но некоторые словарные данные Ш. связывают его скорее с переводами Иоанна экзарха или его товарищей по книжным трудам, чем с трудами Константина пресвитера и епископа Климента. Принадлежит ли этот Ш. пресвитеру Константину, которого переписчики нередко смешивали с его непосредственным учителем Кириллом, братом Мефодия — неизвестно, но вероятнее всего, что имя "Кирилла Философа" здесь употреблено не в собственном значении, а в нарицательном. По характеру своему Ш. Кирилла не имеет ничего общего с предыдущими трудами и представляет самые обыкновенные назидательные поучения на шесть дней недели, кроме воскресенья ("Известия Отделения русского языка и словесности Академии Наук", т. VI, кн. 2, 1901 г., стр. 177—202). Название Ш. усвоено ему случайно, под влиянием богослужебных сборников, известных с тем же заглавием.

7) Ш. особой редакции, составленный неизвестным русским книжником в середине XVII века, с рисунками, вставками из "Христианской Топографии" Козьмы Индикоплова, книги Зиновия Отенского, "Азбуковников", старопечатных книг московской печати и прибавлениями относительно русских рек, отсутствующих у Василия Великого (Горский и Невоструев, "Описание славянской рукописи московской синодальной библиотеки", отд. II, 1, стр. 38—41). Такого же характера и назначения глоссы на полях в сербской рукописи священника Гепецкого, в которой географические представления и термины византийских ученых дополняются и применяются к понятиям южного славянина (А. Яцимирский, "Мелкие тексты и заметки", СПб., 1902, XXX, 109—114).

Перечисленные Ш. имели большое влияние на славянскую и русскую письменность. Достаточно указать хотя бы на то, что древнейшие из них находятся в ближайшей связи с первой частью "Толковой Палеи", составитель которой заимствует из Ш. сведения о физических явлениях и силах человеческой природы, например "о тверди небесной", "о земле", "о водах воздушных", "о возмущении моря", "о захождении солнечном и о ночи", "чего ради бывает ночь", "о кругах земли и временах года", "о тепле и стуже", "о лунном умалении", "о разных чудовищных рыбах и птицах" и т. д. Таким образом, Ш. давал уже готовый материал, который оказалось удобно применять к богословско-символическим толкованиям Палеи и в полемике с "иудеем" (Н. Тихонравов, "Сочинения", т. I, 158). Отсюда же черпали свои сравнения из явлений видимой природы и более поздние южнославянские и русские проповедники, кончая новейшим периодом развития русского церковного красноречия. В XVII веке появляются лицевые Ш. русского происхождения, исследованные профессором Е. Рединым.

А. И. Яцимирский.